Выпуск 28. Оксана Пушкина: почему политики не любят феминисток? Вопросы гендерного равенства — далеко не приоритет для российской власти. Долгое время они просто игнорировались, теперь же в госструктурах всерьез говорят о признании некоторых феминистских движений экстремистскими.

Вопросы гендерного равенства — далеко не приоритет для российской власти. Долгое время они просто игнорировались или вызывали раздражение. Теперь же в госструктурах всерьез говорят о признании некоторых феминистских движений экстремистскими. При этом идеи гендерного равноправия продолжают набирать популярность среди молодежи.

Как может развиваться женская повестка в России в ближайшие годы? Бывшая депутатка, журналистка Оксана Пушкина считает, что российская политика в ближайшее время будет ультраконсервативной, потому что именно консерваторы сейчас занимают во власти ключевые посты. Мы живем в мужском государстве, где женщину воспринимают прежде всего в связи с ее биологической функцией, как продолжательницу рода. В то же время среди молодежи феминизм находит поддержку и может получить развитие в виде политических движений. Людей привлекает в нем прежде всего то, что в основе феминизма лежит проявление эмпатии и открытое обсуждение проблем.

Гостья: Оксана Пушкина, бывшая депутатка Госдумы, журналистка

«В Думе должна была быть профемповестка однозначно, потому что она предполагает разговоры на очень сложные и табуированные темы откровенно и по душам. И вот когда общество рассуждало бы на очень сложные темы и формировало бы потом законотворческие инициативы, было бы не так тревожно жить»

Оксана Пушкина

ЧИТАТЬ:

Анастасия Седухина: Всем привет. Это подкаст «Неслабый пол» проекта «Гласная», и я, его ведущая, Настя Седухина. Вопросы гендерного равенства и фемповестка на российском государственном уровне долгое время полностью игнорировались. Затем они вызывали у власти раздражение. Теперь же в госструктурах всерьез заговорили о признании некоторых феминистских движений экстремистскими. Это происходит на фоне все большего роста популярности идеи гендерного равноправия среди молодежи. Как может развиваться женская повестка в России ближайшие годы? Поговорим на эту тему с человеком, который еще недавно следил за развитием российской политики изнутри. У нас в гостях бывшая депутатка Госдумы, журналистка Оксана Пушкина, которая недавно объявила о создании новой политической платформы для женщин.

Оксана, вы были депутатом Госдумы прошлого созыва. Каким, по вашим ощущениям, было отношение депутатов к фемповестке? То есть, например, к таким вопросам, как равная оплата труда, противодействие домашнему насилию, домогательства? Она их раздражала, они ее боялись, может быть, они ее просто не воспринимали всерьез?

Оксана Пушкина: Я думаю, что вы на самом деле очень плохо представляете, что за состав в Госдуме, что за люди, которые туда приходят. Ну, во-первых, там мало очень женщин. И поэтому все, что касается фемповестки — это априори уже чужая, инородная тема. Поэтому в данном случае никому это не надо было по большому счету. Надо было это только мне, потому что я в этой теме давно, я посвятила практически всю свою журналистскую, телевизионную карьеру вопросам женщин, гендерного равенства и тд. И потом, я советский ребенок. И для меня то, что сегодня мы заново обсуждаем, казалось абсурдом, потому что я жила в семье, где работали оба родителя, где были ясли, были детские сады в системе, то есть в Советском союзе была система отстроена для того, чтобы женщина строила свою карьеру, но при этом вопросы «стеклянного потолка» существовали, поэтому из того прошлого, которое мы достигли после революции — мы, женщины России, были одними из первых — надо было взять самое хорошее и перенести в нашу новую Россию. Но, к несчастью, как мне кажется, этого не произошло, и произошла абсолютно другая реакция, обратная, обратный ход истории. И фактически мы с вами стартуем с нуля. Поэтому это очень грустно, это очень обидно, поэтому, безусловно, я несла эту повестку, я разбираюсь в ней. Всех остальных я к себе притягивала. Кого-то личном обаянием, кого-то убеждением, кого-то тематикой, были и такие. Были отцы, депутаты-отцы девочек, которые ко мне примыкали и которые меня поддерживали, но все это казалось так неважно, все это казалось так второстепенно. Ну зачем, когда нам есть нечего? И, собственно, связать все эти понятия воедино и доказать, что это все звенья одной цепи, мне кому-то удавалось доказать, а кому-то нет. Поэтому мы в начале пути.

Анастасия Седухина: А есть надежда, что в следующих созывах это отношение изменится?

Оксана Пушкина: Нет. Надежды нет, что в этом созыве отношение изменится, потому что там нет наших представителей. Профемповестка сегодня не нужна России. Если бы она была нужна, я бы была в Госдуме. А ведь блок был непосредственно поставлен администрацией президента не на мне, как на Оксане Пушкиной, а на профемповестке, потому что сегодня у нас другие задачи. Сегодня задача — консервация власти, консервация в целом, и умеренный, как сказал наш президент, консерватизм нам в помощь. Но дело-то в том, что от умеренного консерватизма не осталось ровно ничего, а вовсю бушует, процветает ультраконсерватизм. От этого повестка, от этого законодательство такое. И вообще есть ощущение, что реально поезд мчится не туда в этом смысле, не в развитие яркой гармоничной личности, без учета интересов людей, которые населяют нашу родную страну; они разные, они не похожи друг на друга, но про качественный состав народонаселения России мало кто задумывается, когда пишут законы.

Анастасия Седухина: Вы сказали, что сейчас основная задача— консервация власти. Получается, что фемповестка как-то мешает выполнению этой задачи?

Оксана Пушкина: Она мешает. Что есть сегодня в повестке? У нас демографический абсолютно обвал. Мы живем в мужском государстве, поэтому мужчины нам ставят задачи соответственные. Они не понимают, что мы рожать будем, когда мы экономически абсолютно обезопасим себя сами, мы не будем зависеть ни от каких обстоятельств, ни от разводов, ни от болезней наших партнеров в этой жизни, например. У мужчин в коробочке их мозговой совершенно иные установки, то есть для них женщина, прежде всего, — это продолжатель рода. И доказать обратное мы не хотим и не такова задача, но мы просто хотим сказать, что это нормально. И когда женщина хочет сказать «я родила» — это нормально, это то, что нам дала природа. «Что ты еще сделала в этой жизни?» — вот это второй вопрос, который мне, советскому ребенку, понятен, потому что наша была задача главная, как нас воспитывали, состояться в этой жизни. Да, семья. Да, это важно. Но ты должна состояться в этой жизни. Поэтому для меня, мне 58-59 лет, и со мной сегодня девочки, которым 21 и чуть старше, и мы говорим на одном языке, и мне непонятно, почему другие коллеги меня не понимали.

Поэтому консервация власти заключается в следующем. Нужно рожать детей как можно больше, потому что народ исчезает и в связи с ковидом, и в связи с другими болезнями. Второе — поскольку так технически сложилось, что у нас нет женщин в политике, вопросы эти и не поднимаются. Поэтому хорошо для ультраконсерваторов фемповестка или плохо, мы можем лишь теоретически рассуждать, мы не получим ответа, пока гендерное состояние во власти такое, как сегодня. Ну, не может быть 14% женщин в парламенте. Ну, не может быть чуть-чуть больше в Совете Федерации. Так не может строиться гармоничная повестка государственная, при таком количественном составе. Не может быть один министр-женщина среди министров, не может быть два вице-премьера среди вице-премьеров. И я могу это продолжать. Поэтому, мне кажется, абсолютная дисгармония происходит сегодня и нет, что очень важно, специализированного органа, который бы все это проанализировал: сколько кого. Это есть демографическая безопасность наша. И у нас абсолютно нет демографического института, который бы занимался всеми проблемам, гендерного равенства в том числе. Вот наше человеческое содержание половое кто-нибудь понимает вообще? Вот сколько у нас, например, геев, против которых восстала вся страна? Все говорят, что ничтожно мало, но даже по нашим подсчетам, когда мы пытались сделать, это порядка 10%. Значит, подвергая дискриминации, взращивая гомофобию в стране, мы фактически подвергаем опасности 10% людей. От 146 миллионов это достаточная цифра. Хорошо это или плохо, знаете, как моя бабушка говорила? На выходе посмотрим. То есть была даже статистика про гомофобию, что накал страстей чуть-чуть уходит. И вот буквально за последние пять лет это такой взрыв мозга: гомофобия, шовинизм, милитаризм, ксенофобия. Вот все в какой-то момент…

Соответственно, отвечаю вам на вопрос, почему для ультраконсерваторов профемповестка чужда. Потому что профемповестка — это про свет, это про освещение, это открытое обсуждение разных, табуированных сегодня в России вопросов, это поиски смыслов — а как жить дальше, а как жить дальше в обществе, где 40% детей-инвалидов рождается? Это огромнейшая цифра. Отъедьте от Москвы не так далеко, и вы увидите, что инвалидам вообще не выйти из дома. То есть это все отношение к людям. Поэтому профемповестка — это про людское, это про эмпатию. Ультраконсерваторы — никогда про эмпатию. Поэтому, когда мы говорим, что сегодня ультраконсервативная повестка победила, мракобесы ликуют, мы должны понимать, что фемповестка отошла на задний план. И это чем мне обидно, 58-летней женщине? Речь идет о вас, о детях. Значит, фактически мы говорим нашим детям сегодня: так, дети, вы вообще со своими устремлениями, желаниями и мечтами, идите-ка вы. Сейчас вам взрослые расскажут, как в этой жизни жить, какие кино смотреть, какие спектакли смотреть, кого любить, что читать. А не возвращаемся ли мы, дети, в те времена, когда было совсем тошно нашим бабушкам и дедушкам, после чего возникали революции и войны?

Анастасия Седухина: Вы упомянули, что в вашем детстве было все по-другому, то есть другие были установки в отношении женщин и что приходится начинать сейчас все сначала. Как вы думаете, из-за чего произошел такой откат?

Оксана Пушкина: Это такой сложный, глубокий вопрос. Он, конечно, касается политики, потому что очень удобно управлять людьми по принципу «разделяй и властвуй». И в какой-то момент, когда власть, любая власть в любом государстве заходит в тупик, они ищут, поиск начинается не со смыслов, а быстро. Так вот это «быстро» — разделяй и властвуй. И очень было удобно, когда случилась и перестройка и новая Россия вставала на ноги. Очень было удобно втащить западную идеологию, в частности, американскую, когда есть две партии, консерваторы и либералы, и эта идеология была привнесена сюда. И я как человек поживший и поработавший в Америке, могу вам точно сказать, что я живу в состоянии дежавю. И вот эти все войны с геями, эти войны со всеми мракобесами — это все там было. Борьба против абортов там существовала уже в 1993-м, забрасывали госпитали бутылками с зажигательными смесями и уничтожали врачей, в буквальном смысле убивали тех, кто практиковал аборты. И вот это все вернулось на мою родину сегодня. Поэтому мы будем иметь скоро свой immigrants lives matter. Это все впереди.

Поэтому если вы меня спросите, что произошло, это выгодно, безусловно, тем, кто нами руководит. Это разные люди, разные блоки. Огромное влияние РПЦ, такого никогда не было. Для меня это нонсенс. Я понимаю, что происходит с нашим поколением. Я не против веры и верующих людей. У каждого она своя. Но подавлять людей за счет религии и этих установок вот таких, порой очень костных, скажем так, ну, нельзя. А произойдет просто, это ящик Пандоры, который можно открыть и не закрыть. Вот сейчас то, что идет, — это абсолютно охота на ведьм. Все же потом бумерангом в другую сторону, и поэтому у меня есть ощущение, что мы все-таки бежим исторически по кругу. Мы не по спирали. Мы бежим из точки в точку, возвращаемся. Поэтому сложный очень период сейчас, очень сложный.

Анастасия Седухина: Вы говорили, что вам единственной в Госдуме приходилось отстаивать фемповестку. А как вы думаете, может быть, были из тех немногочисленных женщин или, может быть, из мужчин, кто-то, кто в тайне, может быть, симпатизировал или кто хотел бы эту повестку продвигать, но не решался и, может быть, есть сейчас такие люди там?

Оксана Пушкина: Любая женщина, попавшая в Думу, вам скажет: «Посмотрите на меня. Берите с меня пример. Вот я хотела, и я всего добилась». Признать, что ты добилась, пробив потолок, стеклянный потолок… То есть мы зависим всегда от того, кто подпирает этот потолок. Это, как правило, мужчина. Либо это губернатор на местном уровне, либо это президент на федеральном уровне, либо это еще администрация президента, и там только мужчины, подпирающие потолок. Это не та структура, где женщины искренне вам скажут про то, как они попадали сюда, как их карьера строилась. Мы уже касались этой темы. Кто симпатизировал лично мне — они ко мне прислушивались. Если я могла их убедить, что нужен закон о гендерном равенстве, что нужен закон о сексуальных домогательствах, отдельный закон обязательно, как во всех странах, что нужен закон о равных декретных отпусках, что нужен закон об алиментном фонде — это я перечисляю сейчас то, что практически было уже доделано. Некоторые законы уже были сделаны: например, закон о сексуальных домогательствах написан студентами из Московской государственной юридической академии имени Кутафина. Я поняла, что детей это волнует. Это их жизнь, это их будущее, и они принесли закон. Конечно, его надо принимать и вносить, но мы не дошли до этого. Ну, уже я не говорю про закон о профилактике семейно-бытового насилия. А так — нет, в основном, риторика <в Госдуме> такова: не надо нам говорить. У нас все равны.

Анастасия Седухина: Как так сложилось, что вас больше нет в Госдуме? Вы вскользь упомянули. Можете подробнее?

Оксана Пушкина: Подробнее нечего рассказывать. Я совершенно понимала, куда мы идем, куда направляется этот поезд. Биться лбом в эту дверь, в эту стену не было смысла. И потом, это было бы сложно — мое присутствие в этой новой Думе с учетом ультраконсервативного уклона, который сегодня там есть. Поэтому, знаете, полено-то сгорит, топка станет жарче. Дума была платформой моей для озвучивания этой повестки, прогрессивной, современной, в будущее. Дальше я поняла, что надо какие-то другие иметь трибуны, площадки, и для продвижения своей повестки их оказалось гораздо больше, чем в Думе. Безусловно, если бы было направление иным в государственной политике, да, то было бы, скажем так, пооптимистичнее вам жить, молодому поколению, если бы мы все-таки доделали эти все законы, и эти законы бы обсуждались в обществе, менялось бы и поведение людей, и отношение друг к другу. Сейчас то, что я вижу, — это невероятная, нечеловеческая агрессия. И такое ощущение, что спичку ты бросишь, и все взорвется в разных средах: это и мигрантская среда, это и молодежь, это и пожилые люди, как ни странно. Поэтому люди не понимают. Они говорят: «Мы хотим в СССР». Я не хочу в СССР. Там были большие плюсы, но я не хочу в СССР. Я хочу свободы слова, я хочу свободы передвижений, я хочу частную собственность на производство.

Анастасия Седухина: Вы говорите про ультраконсервативное лобби, про то, что мы живем в мужском государстве. Если взять пример реального «Мужского государства» (запрещено в России), которое было недавно признано экстремистской организацией, то есть, получается, это какой-то сдвиг, его долго не хотели признавать, его признали. Как думаете, почему?

Оксана Пушкина: Все очень просто. Когда они задевали девочек, мы писали тонны писем, обращений, лично я. Получали отписки. Когда это коснулось мальчиков в нашем большом мужском государстве, бизнеса — вот тогда парни дали, более сильные парни дали более слабым по носу, вот и все. Очень все просто.

Анастасия Седухина: А вот Госдума опять заговорила, появились сообщения о том, что нужно бы все-таки принять закон о противодействии домашнему насилию.

Оксана Пушкина: О профилактике, да.

Анастасия Седухина: О профилактике.

Оксана Пушкина: Нет-нет, это… Я просто прерву сразу, чтобы было понятно. Это не вдруг. Это последовательная работа, которую мы сделали, и к какому-то результату должно было все прийти. Мы все сделали, закон готов, закон написан. Финального варианта мы не видели. А все, что я знаю, что внести этот закон должен Совет Федерации в Думу. У нас некому ему вносить. Меня в Думе нет. Поэтому вносить будет Совет Федерации. И я очень надеюсь, что Валентина Ивановна Матвиенко свои слова сдержит, и коллеги из Совета Федерации внесут закон. В каком виде он будет — спорный вопрос, потому что финальный был такой разговор перед тем, как я закончила свои полномочия в Госдуме с коллегами из Совета Федерации, меня он отчасти порадовал, потому что осталось то, что очень прям должно быть в этом законе и необходимо оставить было — это само понятие семейно-бытового насилия, это круг лиц, который попадает под юрисдикцию закона. Это тоже очень важно. Не только жертва, но и окружение, потому что куда мы бежим, когда нам плохо — к родителям, к подруге и тд. И понятие преследования оставили. И сохранены два профилактических механизма — это внесудебные и судебные охранные ордера. Есть законы-спутники, которые, например, нам гарантируют организацию кризисных центров. Но нет классификации насилия. Это плохо. Но мы уже готовы даже вот в таком виде, чтобы он вошел. Дальше можно работать уже в период второго чтения, с первого до второго тридцать дней, и можно убеждать, в комитеты, в правительства ходить и тд. Но хотя бы он должен быть внесен, потому что это уже большой будет шаг. Ну, посмтрим как ультраконсервативная Дума к этому отнесется, и это будет любопытно.

Анастасия Седухина: Ну и одно дело принять закон, а другое дело — следить за его выполнением.

Оксана Пушкина: Это, знаете, в нашем деле, когда это так сложно все продвигалось, мы прям вот чествуем каждый шаг проделанный, поэтому для начала давайте его внесем. Потом мы его доработаем. Потом, когда он выходит в свет, там же должны обучить полицию, как работать в связи с выходом этого закона. Ничего сложного нет, но должны произойти ряд организационных вещей, которые потом позволят этому закону работать, а не быть просто пыльным мешком на полке очередных нерабочих законов типа закона о профилактике правонарушений. Он никакой. Потому что ничего не прописано. Почему мы бьемся за такой не совсем рамочный закон? Чтобы было все прописано. И да. А как в других странах? По пятнадцать лет, по десять существуют. Да, смотрят, анализирует правоприменение. Ну, люди, которые хотят качественно жить, стремятся к этому: вышел закон, дальше начинает машинно работать. Нам это необходимо.

Просто, понимаете, этот закон оказался не просто законом. Закон о профилактике семейно-бытового насилия вскрыл все. Он выявил все силы политические, которые присутствуют на российской арене. Это ультраконсерваторы, консерваторы, умеренных мало консерваторов и, соответственно, другие силы прогрессивные. Он вскрыл то, что его так долго не принимают, — это мужское наше государство. Мальчики же, им бы пострелять и попугать. Я очень фигурально обозначаю слово насилие и, наверное, может быть, не очень правильно, но тем не менее, это ведь ментальный должен произойти такой сдвиг в голове. Жизнь без насилия возможна, если прописаны правила игры, взаимоотношения в обществе людей. Поэтому я за этот закон. Я за сексуальные домогательства закон. Должны быть правила игры. Так легко жить по закону. Вот правда легко. А мы ведь, в основном, живем, обходя эти законы.

Анастасия Седухина: Ну, а может быть, такая ультраконсервативная повестка соответствует запросу от граждан?

Оксана Пушкина: Да. У нас пожилая страна. Мы сейчас как раз на перепутье двух поколений. Вас мало. Вы мало были рождены в 90-е годы. Потом вас априори меньше, чем нас, пожилых. Пожилые люди всегда консервативнее. И почему все, например, преобразования в обществе, в науке, в культуре, в производстве проходят благодаря молодым людям — это совершенно очевидно. Вы ничего не боитесь, вы с шашкой наголо, и это свойственно даже демократам на Западе. И от того, насколько вы будете убедительны, ярки и созидательны, так к вам и будет относиться пожилое поколение, которое формирует пока повестку. Ведь я не сосредоточена на геях. Да, я человек традиционной ориентации, но у меня в моем кругу есть люди другой ориентации. И я понимаю, что вот когда принималась эта поправка к Конституции, брак мужчины и женщины, ведь президенту положили на стол цифры. И реально 80% проживающих в нашей стране людей сказали, что да, давайте брак мужчины и женщины закрепим в нашем основном законе. То есть мы, пожилые люди, сегодня формируем позицию. Нам кажется, что в этом обществе вам будет удобнее жить, комфортнее жить, а вам кажется, что мы ошалели. Диалога между вами и нами нет. Поэтому еще раз говорю, в Думе должна была быть профемповестка однозначно, потому что она предполагает, еще раз, разговоры на очень сложные и очень табуированные темы откровенно и по душам. И вот когда общество бы рассуждало на очень сложные темы и формировало потом законотворческие инициативы, было бы не так тревожно жить. Потому что с кем я сегодня ни разговариваю из молодых людей, очень всем тревожно. Они даже не могут объяснить. Просто тревожно. А что делать? Уезжаем. А куда? Да хоть куда. И это ужасно. Это вот для меня, например, как для представителя поколения, которое формирует сегодня повестку, это прям горько.

Анастасия Седухина: Ну, да. И вот наряду с обсуждением закона о профилактике домашнего насилия Роскомнадзор предлагает еще другие инициативы — признать экстремистами чайлдфри, радикальных феминисток. Вы думаете, что это просто запугивание или это реально?

Оксана Пушкина: Это все может произойти, потому что кадровая политика сегодня такова, что на всех практически ключевых позициях люди консервативного толка, практически на всех. Вот Роскомнадзор, этот вот товарищ, он ультраконсерватор. Поэтому никаких иллюзий абсолютно, все может быть.

Анастасия Седухина: Опять ж вы упомянули, что молодежь стремится уехать. Но если говорить про страны Европы, то в Польше, например, недавно практически полностью запретили аборты, в Венгрии консервативные законы принимаются. Может быть, это не Россия выделяется, а может быть, это вообще общий тренд, общая повестка?

Оксана Пушкина: Да. Это тренд. Но у консерваторов всегда, как мне кажется, и финансовая хорошая очень подушка, и институты мощнейшие. Вот все институты, которые, собственно, нам предлагают вот эти схемы — это все абсолютно консервативного толка институты. Но в отличие от нас, польские женщины выходят на улицу. В отличие от нас, турецкие женщины выходят на улицу. А мы не выходим на улицу, потому что законодательство сегодня такое, что нас всех сразу запакуют, вульгарно выражаясь. Поэтому что надо делать? Надо создавать платформу для начала — то, что мы попытались сделать сейчас, формируем ее. Это открытие ярких людей, разных — и женщин, и мужчин с профемповесткой — для того, чтобы они шли в разные органы власти и, безусловно, нужно объединяться по разным спектрам и вопросам гендерного равенства. Потому что, например, я против всего радикального. Радикализм, экстремизм — это вот совсем чуть-чуть, и все переходит из одного в другое, поэтому еще раз, профемповестка должна быть в государстве. Не главной, но абсолютно внедренной в общую линию политики, иначе у нас все радикальные элементы будут так или иначе проявлять себя.

Анастасия Седухина: Вы сказали, что нужно объединяться, нужно внедрять во власть людей с фемповесткой. Сейчас как обстоят дела? Фемактивисты разобщены или пытаются поддерживать друг друга?

Оксана Пушкина: Да нет. Мы все друг про друга знаем. Мы разные площадки офлайн и онлайн собираем. Я думаю, что произойдет следующее. Те, кто не прошел в Думу, люди, симпатизирующие друг другу во всех смыслах, мы будем объединяться. Люди-то объединяются, когда беда. Вот на сегодняшний день для профемповестки беда. В данном случае вся эта история про то, что нас нет в Думе и нигде, это ситуация для объединения. Нужно проговаривать, нужно прописывать, нужно просвещаться, нужно образовываться и выписывать свои претензии к внутренней и внешней политике. Они должны быть основаны на очень серьезных званиях, аналитике и тд. Это все требует денег и, конечно, первая задача — это финансовая стабильность для такого рода платформ. Поэтому, как только мы будем убедительны, должны, как мы предполагаем, развернуться к нам люди, имеющие финансы, и тогда это ни завтра, ни сегодня, но послезавтра точно сможет выстрелить.

Анастасия Седухина: Ну, а есть ли вариант, что опять такая партия, если она будет создана, станет внесистемной оппозицией, которая будет представлять угрозу с точки зрения власти и которая в конце концов будет признана экстремистской?

Оксана Пушкина: Есть, конечно. Но время несется. Дети подрастают. Подрастают дети, которые опять же не находят ответов на свои вопросы в родной стране, но и не хотят, может быть, уезжать. Уезжать в 35–40 лет — это обидно. А двадцатилетние на перепутье. Моя им сказать: «Ребята, подождите-подождите. Давайте вместе как-то объединимся». Я очень фигурально сейчас говорю. И давайте мы все-таки поймем, что мы можем, любим, хотим рожать, созидать, творить, любить в своей стране. Что для этого надо? Для этого надо ярко себя проявить и выявить лидеров среди вас и отправить туда, где эта политика структурируется. Да, а как? Мы же исторически подготовлены с вами хорошо. В нашей стране революции были. Всегда так. Сначала ты несистемный, потом системный. Договариваться с людьми, когда ты нерукопожатный, очень сложно. Но надо искать среди них единомышленников. Пока вот это так. И чем больше будет ярких людей, смелых, умных, тем скамейка запасных будет прибавляться такими созидателями в политике.

Анастасия Седухина: Как вы думаете, есть ли такой вариант, что в какой-то момент государство начнет конкурировать за фемповестку или пока что это невозможно представить?

Оксана Пушкина: Чем ярче мы будем, будут перехватывать, безусловно. Многие ведь брали закон о профилактике семейно-бытового насилия в свою повестку, депутаты, понимая, что они могут привлечь женское население, и это нам еще раз доказало, что да, сеть понимание, что мы незаслуженно отодвинуты. Ну и хорошо. Значит, нас оценили. Я не хочу сказать, что нас боятся. Нас нечего бояться, мы пока не сила. Но то, что потенциально это может рвануть, — однозначно. Кто мог предполагать в свое время, что в Америке, в этой суперультраконсервативной стране, с моей точки зрения, пуританской, вдруг рванет эта история с женским маршем? Никто. Нет ничего невозможного. Все зависит от нас. Вот это я абсолютно ощущаю. Чем сильнее мы будем и ярче, тем мы будем громче.

Анастасия Седухина: То есть прецеденты уже были, как, например, в Штатах?

Оксана Пушкина: Да нет. Даже Штаты не берите. Я говорю — Турция. Там совсем сложная жизнь женская в этой мусульманской стране. Тем не менее, они выходят и бьются за свои права. Вот это удивительно. Да, в Польше принимают… Но сейчас смотрите. В Америке притормозил Верховный суд закон об абортах, потому что у них, в отличие от нас, много возможностей в политической системе бороться за свои права. У нас нет. Мы очень ограниченно идем по этому коридору, понимая, что в любой момент можем оступиться и попасть, как Белоруссия рядом. Поэтому, знаете, не хочется же никаких революций, никаких призывов. Хочется диалога. Он возможен только тогда, когда в политике государственной появится гендерное равенство на предмет равного, хотя бы выровненного, количественного состава мужчин и женщин. Тогда мы смогли бы начать вести диалог. Потому что среди своих, как я говорю, можно найти единомышленниц. Вольно или невольно они к тебе примкнут. Мы больше понимаем друг друга. Сегодня биться в мужские ряды с тем, что, ребята, мы можем и рожать, и работать, только откройте двери, протяните нам руку, не указывайте нам на свое место, не закрывайте нас в спальнях. Другие говорят: «Да все вам открыто. Идите. Не морочьте нам голову». Окей. Мы идем, и так — раз, срубаешься на одном кабинете, где начальник говорит: «О, хорошо, ну давай. Ты вообще одинокая женщина? Ты не хочешь мне составить компанию?» Ну как же? У вас же семья. Да какая разница? Дальше я могу сценарий написать целый жизни, путь женщины, которая вдруг решила в любом государстве построить свою судьбу сама.

Анастасия Седухина: Вы ушли из Госдумы. Госдума сейчас совсем не занимается фемповесткой. В то же время вы с Аленой Поповой сообщили о создании новой политической платформы.

Оксана Пушкина: Это не политическая платформа. Это пока общественная такая платформа. Мы смотрим на людей. Мы подбираем их. Они обращаются к нам. И у каждой из нас есть опыт выборов, работы в госорганах, исполнительной власти, в общественных организациях. И вот все, кто за здравый смысл, все к нам. А дальше мы будем обрастать единомышленниками. Вот мы так это видим. Это все в самом начале. Люди примыкают. Люди подтягиваются. Это очень яркие женщины. Есть мужчины. Но, в основном, конечно, женщины. Поэтому посмотрим, куда мы выйдем, где присядем.

Анастасия Седухина: А как вы видите тогда развитие фемповестки, понятно, что не на государственном уровне, но вот на общественном уровне в России в ближайшие годы?

Оксана Пушкина: Я думаю, что все, что запрещено, все, что зажимается, закрывается, это потом так ярко выстреливает. Чем больше нас сейчас не замечают и откровенно просто отодвигают, тем быстрее все это выстрелит. Поэтому я думаю, что к публичным персонам Госдумы и Совета Федерации будет примыкать новое поколение. Оно будет примыкать к тем, кого отодвинули. Так работает психология людская. Тут ничего не нужно даже придумывать. И понятно, что мы свободнее, мы с эмпатией относимся к людям. С нами лучше, с нами легче, с нами понятнее, мне кажется. Я вот так, штрихами, как человек творческий, просто обозначила будущее. Я так абсолютно оптимистична. Поэтому будем ждать и готовить свои кадры.