«Женщины предлагали деньги и угрожали покончить с собой» Якутская правозащитница — о том, как мобилизация стала трагедией для региона и как якутянки ей сопротивлялись

19 ноября стало известно о гибели в Украине молодого якутского поэта Василия Рожина. Для дальневосточной республики с населением меньше миллиона человек (среди которых — около 400 тысяч мужчин) каждая подобная потеря чувствительна. На фоне новости о мобилизации и планов отправить в Украину больше трех тысяч человек в регионе начались женские протесты. Кадры спонтанного женского танца мира и возрождения на главной площади Якутска облетели весь мир. Митинги были мирными, но якутянки подверглись преследованию.

«Гласная» записала монолог Раисы Зубаревой — представительницы фонда «Свободная Якутия», который защищает активисток. Раиса рассказывает о том, как проходила мобилизация и что сейчас происходит в республике.

Масштаб бедствия

Мобилизация в Якутии — национальной республике — отличалась от мобилизации во всей остальной России. Военкоматы после 21 сентября работали до двух часов ночи.

Ходили по домам, на сборы давали час-два, не больше. Как-то позвонила женщина, к которой пришли глубокой ночью: муж сидел в дверях, успокаивал двух плачущих детей, а жена собирала вещи и просила у нас помощи. Все два часа, пока одна собирала вещи, а другой успокаивал детей, сотрудники военкомата стояли в дверях. Они оправдывали свои действия заботой, объясняли, что так они предостерегали мобилизованного от уголовного преследования «за попытку сбежать».

22 сентября, в разгар отопительного сезона, они пришли в «Теплоэнергосервис» в Усть-Майском районе. Повестки вручили всем, кто в этот момент был на рабочем месте, — приказали идти домой, собрать суточный сухой паек, личные вещи и вернуться через два часа. Пригрозили, что всем, кто не придет, светит тюрьма сроком на 10 лет. Мобилизованных отправили сначала в Хабаровск, в сборный пункт гарнизона в селе Князе-Волконском, а потом — в Крым. Под мобилизацию в том числе попали единственный на предприятии бульдозерист, единственный крановщик, два слесаря, каждый из которых отвечает за работу отдельной котельной, отапливающей небольшие поселки на Севере. Судьба этих людей пока неизвестна.

Забирали и владельцев бизнеса, причем так быстро, что они не успевали выдавать доверенности на своих заместителей. Несколько предприятий Якутии оказались уничтожены.

Если руководитель пытался защитить сотрудников от повесток, его начинали «шерстить» прокуратура и прочие надзорные органы: штрафовали, изводили проверками.

Ловили автовладельцев: стационарные посты госавтоинспекторов усилили тремя представителями военных комиссариатов, еще по двое выходили в мобильный патруль с сотрудниками ГИБДД. Одни останавливали машины на дороге, вторые вручали повестки — якобы для вызова с целью проверки документов: установить состав семьи, зарегистрировать бронь от работодателя или подтвердить инвалидность родителей.

И если в сентябре еще давали пару часов, чтобы собрать вещи и попрощаться с семьей, то в октябре лишили и этой возможности: мужчина приходил в военкомат, у него тут же забирали документы, и его увозили.

Даже без медосвидетельствования. Воевать отправили мужчину с хроническим заболеванием почек. В Якутске говорили, что медкомиссия будет в Хабаровске, а в Хабаровске — что надо было проходить её раньше.

В кабинете военкома Якутска установили видеокамеру, так как к нему приходили женщины, предлагали деньги за спасение мужей и сыновей от мобилизации, угрожали покончить с собой, если родного человека не вернут.

У нас никто не верит официальным данным. В сентябре, почти через неделю после объявления «частичной мобилизации», глава республики заявил: мобилизация окончена, так как план выполнен. Но мобилизация продолжилась. Депутат Госдумы Сардана Авксентьева писала, что в Якутии мобилизуют почти пять тысяч человек, но позже опровергла свои слова, пост удалила. Также она писала, что в поселке из 300 человек 47 получили повестки о мобилизации и что в некоторых деревнях повестки получили все мужчины. Потом все посты удалила.

По моим оценкам, мобилизовано около шести тысяч якутян. 300 якутов признали ошибочно мобилизованными, это официальная информация республиканского правительства, и этого достаточно, чтобы понять масштаб бедствия. Точные данные не говорят даже в правительстве Якутии.

«Герой жил в аварийном доме»

Недавно [слово запрещено] вернулся мобилизованный, который, думаю, надеялся на уважение со стороны земляков и на подъемные 200 тысяч рублей. Но деньги он не успел получить: его убили те, с кем он отпраздновал возвращение.

Некоторые, кто идет на [слово запрещено], говорят, что не за деньгами, а потому, что надо защищать родину: мол, мы в кольце врагов, НАТО расширяется на восток. Недавно повестку получил самый молодой депутат Ил Тумэна Мичил Николаев. Он заявил: «Я готов, как наши прадеды, защищать интересы своей страны».

Но Якутия в очень сложном экономическом положении: у жителей этого богатейшего региона, где добывают алмазы, уран, газ и нефть, нет денег на еду. Работоспособное население увязло в кредитах: берут займы в банках на покупку жилья, на отпуск на русском юге, на сборы детей в школу, чтобы купить мобилизованному обмундирование.

Один из первых погибших в Украине якутских добровольцев — эвенк Станислав Кронгауз, потомок украинского еврея Бориса Кронгауза из Харькова. Бориса Кронгауза помнят как первого организатора кочевых школ коренных малочисленных народов Севера, переводчика, научного руководителя многих якутских ученых, составителя эвенских и эвенкийских учебников. Он самостоятельно изучил эвенкийский язык и уехал работать в Якутию, в небольшое село Иенгру — национальный наслег в два десятка улиц, где местные занимаются оленеводством, промысловой охотой и звероводством. Похоронен здесь же, в Иенгре.

Станислав Кронгауз был его внуком и огнеметчиком огнеметного взвода роты радиационной, химической и биологической защиты 36-й гвардейской отдельной мотострелковой бригады 29-й общевойсковой армии Восточного военного округа. Посмертно награжден орденом Мужества. Глава республики пришел к нему домой — и неожиданно выяснилось, что герой жил в аварийном здании.

Парень погиб на родине прадеда, зарабатывая насилием, в том числе чтобы отремонтировать дом. В октябре ему исполнилось бы 22 года. Сколько погибло в Украине — неизвестно. В марте информацию удавалось собирать: изучали пресс-релизы, читали личные страницы в соцсетях и официальные сообщения правительства республики о награждениях посмертно, в районных пабликах еще тогда писали героические эпитафии односельчанам, а коллеги по работе или родственники публиковали в социальных сетях посты.

Потом это прекратилось. Сообщалось, что в Верхоянском районе из одного села забрали 40 человек, вернулся один. Пост удалили. Правительство республики ничего не пишет, впрочем, так же поступают и районные власти, и даже родные.

Один юноша, который обратился в наш фонд, сказал, что [слово запрещено] — это что-то вроде компьютерной игры: все стреляют друг в друга, но в конце все живы. Но реальная [слово запрещено] его сломила: он видел смерть, видел раненых, которых невозможно вынести с поля боя. В конце марта он сам пришел в военкомат, в апреле уехал на [слово запрещено] и разорвал контракт в июне, через два месяца. Деньги ему не выплатили.

Мне бы хотелось думать, что там, в окопах, формируется гражданское общество.

О желании разорвать контракт говорит почти каждый, кто дозванивается из Украины в Якутск. Они рассказывают, что якутов бросают на передовую, что на них не хватает ни медикаментов, ни запасов оружия. Нам пересылают голосовые сообщения, в которых мобилизованные описывают обмундирование: бронежилет без пластин и каски старого, еще прошлого века, образца. Первый не защищает, вторая опускается на глаза — и вообще ничего не видно, поэтому якуты идут в бой без касок и без бронежилетов. И главное: мобилизованные говорят своим родным и близким, что настоящий враг не в окопе напротив. Уехавшие боятся уголовного преследования за дезертирство. Но я уверена: лучше 10 лет тюрьмы, чем убивать или быть убитым.

Тех, кто мог бы возглавить протестное движение в национальных республиках, уничтожают. Еще сто лет назад Якутия была одной из самых сложных территорий: здесь не приветствовали приход коммунистов, шли войной. В состав СССР протестная Республика Саха (Якутия) вошла в качестве автономной. Многих сопротивляющихся убили. Используют одну и ту же политику.

Пока у нас в республике трое политических заключенных. Двое из них получили подписку о невыезде и ждут суда. Но и этих троих на республику с населением меньше миллиона человек очень много.

Шаман Александр Габышев — символ якутского протеста. Его история началась 6 марта 2019 года, когда он отправился из Якутска пешком в Москву. Вся его вина в том, что он хочет избавить людей от страха, он говорит, демократия должна быть без страха, а люди боятся говорить, боятся, что их уволят, зарплаты лишат. В ночь на 19 сентября шамана задержали.

Читайте также Невидимые батальоны

Мария Рахманинова — о недооцененности женщин в военных сопротивлениях XX века

Фонд «Свободная Якутия» пристально наблюдает, а также поддерживает и сопереживает судьбе председателя якутского «Яблока» Анатолию Ноговицыну, которого обвиняют в «дискредитации армии» за публикацию в соцсетях двух видеороликов с комментарием: «Освобожденные Бердянск и Херсон, местные жители явно не рады освобождению». Другой наш земляк, протестный поэт и музыкант Айхал Аммосов, записал видеообращение, в котором сказал: «Я не хотел бы, чтобы ребята из моего народа умирали на этой [слово запрещено]!» В апреле его задержали у бюро ритуальных услуг с плакатом: «Жених приехал». А в августе он попытался вывесить баннер с надписью: «Yakutian punk against war». Его тоже обвиняют в «публичных действиях, направленных на дискредитацию использования Вооруженных Сил Российской Федерации».

«Смотрели на танцующих женщин»

На защиту мужчин Якутии встают женщины. Первый митинг был стихийным: 14-15 женщин вышли 21 сентября на главную площадь столицы республики сразу же после того, как объявили «частичную мобилизацию». Второй был 25 сентября — вышли уже пять сотен женщин. Полиция задержала 50 из них. Их штрафовали за выход на не санкционированную властями акцию.

Спустя еще неделю на площадь вышло уже втрое больше женщин. По данным полиции, полторы тысячи.

Женщины, которые вышли на главную площадь 21 сентября, сначала просто ходили, выкрикивали антивоенные лозунги и просьбы не забирать у них мужчин, а потом вдруг объединились в хоровод — это национальный танец мира и возрождения жизни после долгой зимы, его исполняют весной на национальном празднике Ысыах. Стихийный митинг в Якутске превратился в осуохай. И в какой-то момент женщины заплакали.

Полицейские сначала уговаривали участниц акции идти домой, но потом отошли в сторону и не мешали.

Все понимали, о чем женщины танцуют. Говорят, плакали и сами полицейские, которые смотрели на этих танцующих женщин. Я думаю, они были просто обескуражены.

Якуты — нация крайне малоэмоциональная. Душевные страдания мы никогда не показываем, но боль другого принимаем к сердцу близко. Мы малоэмоциональны, но эмпатичны, наверное, поэтому и получился такой митинг.

Фонд организовал и второй митинг 25 сентября — на него вышли уже пять сотен женщин. Полиция задержала 35 из них. Их штрафовали за выход на несанкционированную властями акцию. Фонд организовал митинг, который состоялся 1 октября. На него планировали выйти 1,5 тысячи человек. План был таков: выйти на площадь Орджоникидзе или Победы.

Все эти полторы тысячи на митинг вышли, но пройти на площадь не смогли: эти и другие площади города или окружили пешие наряды полиции, или на них завезли тяжелую технику. В тот день задержали 24 человека, которых обвинили в выходе на несанкционированную акцию.

Женский протест — всегда мирный, но от этого еще более значимый. От него невозможно отмахнуться. Мужчинам на мирный протест выходить даже как-то глупо, поэтому мы мужчин и не звали. Звали жен, сестер, дочерей и матерей. Я не могу сказать, что мужчины в Якутии слабые и трусливые. Просто женщина всегда стоит, стояла и будет стоять на защите своей семьи, она более активна, более энергична, она несет большую ответственность за семью и за детей. Да и невозможно не выйти, когда увозят отцов и братьев.

Все население Якутска — меньше 400 тысяч человек. Но в последующие разы против женщин вышла не полиция Якутска, а силовики Москвы — ходят слухи, что по приказу главы республики их доставили самолетом. Приезжим, конечно, чувства жительниц Якутии было не понять: они гонялись за матерями и женами. Некоторых участниц акции прятали случайные свидетели, а тех, кого не удавалось отбить, обыскивали, отбирали телефоны и увозили в полицейские участки.

Никто из правительства республики ни разу не вышел к матерям, дочерям и женам, но власти и силовые структуры ищут организаторов и первого стихийного митинга, и последующих. Удивительно, конечно, но антивоенный митинг они пытались выдать за митинг в поддержку мобилизации. Если этот митинг в поддержку, то зачем его разгоняли? И зачем женщин ловили по городу?

Люди доведены до отчаяния. Мужчин вывозят до сих пор или в глухие улусы, на дальние стойбища, или в другую страну.

Никто не верит, что мобилизация закончилась. Только в Казахстан уехало более пяти тысяч человек, еще три тысячи жителей Якутии релоцировались в Монголию и Кыргызстан. Первыми уехали айтишники, которым обещали бронь, потом врачи. Выезжают и одиночки, и семьи. Но не все уехавшие вернутся в будущем, потому что в Европе и в Америке совсем другой уровень жизни. А мне очень жаль, что Якутия лишается сильных и смелых.

Якутских активистов или приглашают в органы «поговорить», или силовики сами приходят с разговорами. Рабочим угрожают заключением под стражу по обвинению в экстремизме, бизнесменам — массовыми проверками, которые остановят работу предприятия. Страх испытывают даже те, кто изначально был за «специальную военную операцию». Они вдруг отклеили Z, вдруг стали говорить, что Россия неправильно поступила, что начала [слово запрещено] в Украине.

Не страшно, наверное, только тем, кто работает на правительство. Кажется, что они уверены в награде за молчание и лояльность. Но следующий год будет другим. Точно знаю: Якутия будет свободной.