«Как прошел год? Я воевала с войной» Горожане зовут ее «совестью Петербурга», а полиция проверяет на «фейки». История художницы Елены Осиповой

Елена Осипова последние 20 лет выходит в одиночные пикеты на Невский проспект, а за последний год стала яркой фигурой антивоенного протеста. Сейчас ее плакаты проходят комплексную психолого-лингвистическую экспертизу на наличие в них «фейков» о российской армии. Осипова защищает исторический Петербург, призывает государства к миру и просит людей оставаться людьми. Про нее пишут журналисты всего мира. Иногда в СМИ 77-летнюю женщину представляют блокадницей, и это ее обижает: не готова приписывать себе чужие статусы. Впрочем, определение «активистка» ей тоже не по душе. Она — художница. Или художник. Осипова говорит, ей без разницы, как называться, но второй вариант нравится больше. Объясняет: Анна Ахматова тоже звала себя «поэтом», а не «поэтессой» — чтобы «братья по перу не испытывали к ней снисходительности»: «Я не хочу скидок ни на возраст, ни на пол. У нас так и не научились правильно относиться к женщине».

Как только потеплеет, Елена Осипова снова выйдет на Невский со своими работами. Ее история — в материале «Гласной».

Картинки с выставки мирной жизни

Мартовское воскресенье 2023 года, Петербург. Дом 36/38 по улице Марата, построенный еще до революции. В первую парадную заходят группами и поодиночке, у одних в руках знаменитые петербургские пышки, у других — цветы. Сегодня здесь, в мастерской художника и кинорежиссера Дмитрия Шагина (она же музей творческого объединения «Митьки», размещенный в обычной двухкомнатной квартире), открывается традиционная весенняя выставка живописи. Полотна развешаны в дальней комнате в три ряда. Все картины — о весне, любви и человеческом счастье. Посетителей десятка три-четыре. Кто-то рассматривает работы, кто-то танцует аргентинское танго под музыку из проигрывателя.

В углу комнаты, чуть в отдалении от всех, сидит маленькая худенькая женщина. Приходящие несут пышки к столу, а цветы — ей. Женщина отнекивается, смущается, говорит — я, мол, не организатор! Дарители отвечают — цветы не за выставку.

Через какое-то время в комнате становится совсем тесно, вносят еще лавки, место для танцев исчезает, появляется микрофон. В центр выносят кресло. Приглашают художников, которые выставили здесь свои работы, — чтобы представить и дать им слово. Первой зовут ту самую маленькую женщину, ей предлагают присесть в кресло. Она отказывается и остается стоять, хотя ей явно трудно.

Эта женщина — Елена Осипова. Как художницу ее знают немногие. На экспозиции в митьковском музее она выставила работы, написанные маслом, на холстах и совсем в другой жизни. Сейчас Осипова известна скорее как автор политических плакатов, с которыми постоянно выходит в одиночные пикеты. С плакатом в руках она защищала Исаакиевский собор и фигурантов «болотного дела», выходила после захвата «Норд-Оста» и школы в Беслане, после уничтожения санкционных продуктов и гибели Бориса Немцова, после начала войны в Ираке и терактов в Париже. Горожане зовут ее «совестью Петербурга».

24 февраля 2022 года Елена Осипова вышла тоже. В ту ночь ее разбудил телефонный звонок — друзья сообщили о происходящем в Украине. После этого не смогла уснуть — читала новости. Потом взяла плакат «Мумия войны» и поехала на Невский, забыв позавтракать и умыться.

Горожане местом для пикета тогда выбрали пятачок у метро «Гостиный Двор». Осипова встала чуть поодаль — через дорогу, у Екатерининского сада, за его решеткой. Несколько раз мимо нее с криками «Нет ***!» пробегали молодые люди — они не были готовы сдаться Росгвардии, но и молчать не хотели. «Мне стало легче — значит, я не одна против. Значит, и молодые вместе со мной», — говорит Елена Андреевна.

Домой «Мумию войны» Осипова решила не возвращать. С собой была зажигалка, и она стала поджигать плакат. Вспоминает, что к ней подходили незнакомцы, пробовали помочь. В итоге «Мумию» подпалили с нескольких сторон, но сжечь не смогли: огонь не брал плотный картон на сильном ветру.

Недавно Осипова отправила эту работу на международную выставку политических плакатов. Разрешила продать ее, а деньги передать на благотворительные цели.

Мы разговаривали с Еленой Андреевной несколько раз. Первый раз — в то мартовское воскресенье, на весенней выставке. Художница говорила очень тихо — все время приходилось наклоняться, а еще нас часто прерывали: кто-то дарил ей цветы и открытки с памятными надписями, кто-то подходил, чтобы просто сказать спасибо.

«Как прошел год? Как у всех. В войне. Я воевала с войной», — реагирует Осипова на мой вопрос.

На третий день после начала боевых действий она купила витамины. Говорит: надо было принудить себя жить. Все лето 2022 года выходила в одиночные антивоенные пикеты на Невский проспект. Теперь тяжело. Елена Андреевна жалуется на здоровье — обострившийся артрит, диабет, сильнейшие головные боли, да и «ноги не выдерживают». Ей помогают подняться с кресла и сопровождают под руку. «Ходить мне уже, к сожалению, трудно, — признает художница. — Но и сидеть дома не могу. Никакие личные трудности не могут оправдать молчание».

Она по-прежнему выходит. Не часто — когда «не может не выйти». Хорошо, что автобусная остановка рядом с домом, на автобусе можно доехать, например, до Казанского собора. Доезжает. Ищет, на что опереться. Стоит с плакатом.

Жизнь после войны

Елена Осипова родилась в Ленинграде в ноябре 1945 года. Ее родители познакомились на фронте. Когда началась война, мама Лены только-только поступила на первый курс географического факультета Ленинградского госуниверситета. Ей, как студентке, был положен минимальный («иждивенческий») паек, и, хотя родители тогда работали на заводе — изготавливали снаряды — семья голодала.

Елена Осипова пересказывает семейную легенду: мол, однажды ее мама потеряла сознание, не дойдя пары метров до двери квартиры, могла и замерзнуть насмерть у порога, если бы родители не открыли зачем-то входную дверь. После этого она и решила идти на фронт медсестрой: защитникам Ленинграда выдавали усиленный паек. К окончанию войны мать Осиповой дослужилась до старшего сержанта Главного военно-санитарного управления. В 1945-м познакомилась с будущим отцом Лены — врачом-рентгенологом, он тоже состоял на медицинской службе.

Об отце Елена Андреевна знает мало. За пару месяцев до ее рождения он еще воевал — на Дальнем Востоке, с Японией. Дочь увидел впервые — и единожды — только в 1946-м. Привез ей куклу, больше в семью не возвращался. Что с ним стало, Елена не знает, маму она не расспрашивала: казалось, что разговоры об отце для нее болезненны. Кукла не сохранилась. Письма отца тоже. «Он в них учил маму, как “правильно воспитывать Леночку”. Мне не понравился его нравоучительный тон», — объясняет Осипова.

Не помнит Елена Андреевна и деда. Война унесла его еще до рождения внучки, в блокаду, в 1942 году. В документах написано, что умер от дистрофии, а как было на самом деле — никто не знает. Бабушка рассказывала, что его увезли в какой-то «стационар», где должны были «подкормить», и якобы там он заразился дифтерией, от нее и умер. Семья даже не знает, где он похоронен. Дед был художником — еще в начале XX века освоил роспись фарфора и до войны работал в мастерской «где-то возле Мухинского училища». Еще он был музыкантом — правда, непрофессиональным. У Осиповой до сих пор хранится его мандолина.

В три года Лену отдали в круглосуточный детский сад. Первое яркое впечатление — огромный, во всю стену, портрет Сталина с девочкой на руках. Вождь был частью интерьера и словно контролировал происходящее. Художественной ценности в нем, «пожалуй, не было», говорит Осипова, но подчеркивает: художник, который его написал, «мог не работать целый год потом, и деньги у него были».

«Воспитательница пила крепкий чай, и сахар у нее был в ложечке насыпан горкой, так и пила, “заедая” сахаром. И мне тоже разрешали так пить», — вспоминает Осипова. В детском саду для нее закончилось голодное время: там за весом детей следили, и, если ребенок не показывал прироста, его «кормили усиленно». Но по дому маленькая Лена «тосковала страшно»: родители восстанавливали страну после войны, детей забирали только на один выходной, как правило по воскресеньям.

Мама не продолжила карьеру врача, хотя именно об этом мечтала. На нервной почве у нее началась экзема, которую она победила только через 10 лет. Из-за вечно окровавленных и перебинтованных рук пришлось уйти из медицины и стать бухгалтером на хлебозаводе.

Осипова говорит, что мать не любила говорить о годах, проведенных на фронте, не участвовала в военных парадах и никогда не носила медали (она была награждена «За боевые заслуги» и «За оборону Ленинграда»). «Может, слишком много знала о войне», — предполагает художница.

Елена войны не увидела, но понимание, что это что-то очень страшное, было. Однажды ее вместе с другими первоклассниками вывезли в пришкольный лагерь. Это было счастливое время — дети купались в озере, куда плюхались «прямо из грузовика», а еще могли есть с грядок, за которыми сами же ухаживали. Но однажды ночью проснулись от грохота: рядом с лагерем, по Выборгскому шоссе, шла колонна танков.

«Мы выскочили — танки идут. Огромное число танков. Многие заплакали. Мы — дети — ничего не знали о войне, но в этих танках увидели что-то до ужаса знакомое», — вспоминает Елена Андреевна.

Оттепель с ограничениями

С живописью Елена Осипова познакомилась, когда ей не было и трех. Бабушка работала в охране Русского музея и часто брала с собой внучку: не с кем было оставить. Сотрудники музея говорили про девочку — «странная». Она могла часами рассматривать экспонаты. Больше всего маленькой Лене нравился зал Михайловского дворца, в котором висел (и до сих пор висит) эскиз «Явления Христа народу». Лена ложилась на пол и разглядывала лица рабов на переднем плане. Она по-прежнему считает, что эта работа — «лучшее, что есть в Русском музее».

«Главная фигура, конечно, не Христос. Он вдалеке, и его почти не видно. Интереснее фигуры рабов. В каком напряжении они смотрят! Они поразительны. Это картина с невероятно глубоким философским смыслом, она ошеломительна», — объясняет Елена Осипова.

В три года, когда Лену отдали в детсад, она начала рисовать. Девочку хвалили. Сегодня художница утверждает, что благодаря своему умению даже завоевала поблажки — избегала пыток пенками с кипяченого молока и могла не доедать, если не хотела.

Уже школьницей Осипова пошла на уроки живописи во Дворец пионеров на Невском проспекте. В 1962 году поступила на живописно-педагогическое отделение в Художественное училище. Поступить получилось не сразу, и первый провал показался настоящей катастрофой. «То, что я умела и могла, и то, что требовали на вступительных, так отличалось, что пришлось еще год готовиться», — вспоминает художница.

В училище она почти сразу оказалась в гуще бунта — студенты тогда выступили против директора (Елена Осипова не говорит почему, лишь упоминает, что сейчас «это бы назвали коррупцией»). Были собрания, на которых выслушивали протестующих, в результате они смогли добиться не только увольнения руководителя, но и обновления преподавательского состава. Осипова рассказывает, что новые педагоги были совсем другими — «у них был художественный вкус, они позволяли иметь собственное мнение». То, что сейчас студенты не слишком активны в протестной деятельности, Елену Андреевну удивляет: «Студенты всегда были революционерами! Они должны выходить, защищать, бороться! Хотя бы за свое!»

«Мне очень повезло: моя юность прошла в период хрущевской оттепели. Тогда все жили и чувствовали дыхание свободы. И люди были вдохновленные, стремились увидеть что-то новое», — вспоминает художница. Но на официальные выставки пробиваться у нее все равно не получалось: студентка Осипова была вне формата. В вину ей ставили и неправильно выбранный цвет («Слишком цветно»), и идеологически невыверенную композицию («Нельзя было “высказывать свои мысли” или предлагать какой-то смелый художественный замысел»). Попасть в формат — а значит, и на выставку — в студенческие годы получилось лишь однажды — с картиной, на которой в машину грузят хлеб. «Но это еще хорошая тема. Чаще всего рисовали — в центре Хрущев, а вокруг народ аплодирует», — делится Елена Андреевна.

После окончания училища она по распределению попала в сельскую школу в Ваганово Ленинградской области — деревня недалеко от Ладожского озера, в войну в тех краях проходила Дорога жизни. Работала учительницей рисования и черчения. Путь до школы и обратно каждый день занимал четыре часа. «Это глушь невероятная!» — вспоминает Елена Андреевна.

Спустя три года устроилась в школу уже в Ленинграде, в Металлострое. Потом построили «шикарную школу» на проспекте Просвещения — пошла преподавать туда. Вспоминает, что «там и музыкальное отделение было, и балет — все вместе». Школа была знаменитой, учиться сюда приезжали со всей России, даже привозили иностранные делегации для обмена опытом.

В период оттепели нонконформистское, не вписывавшееся в официальную идеологию искусство перестало быть запрещенным, но его свобода была ограниченной, а после разноса Никитой Хрущевым выставки авангардистов в 1962 году многие художники вновь были вынуждены уйти в подполье. «Страна начала войну “с формализмом”. Ее вели в художественных школах и на выставках, которые закрывали по доносам, — рассказывает Осипова. — Нельзя было сказать, [например] что есть постимпрессионисты, нельзя было их даже упоминать. Ученикам нельзя было рассказывать, к примеру, о Ван Гоге. Отдельные педагоги, как герои, выходили и отстаивали правду. Но на нас давила советская политика».

Параллельно с работой, уже после выпуска из училища, Осипова посещала студию Юсуповского дворца. В нее приходили и те, кто уже получил художественное образование, и те, кто только хотел научиться живописи, чтобы поступить в вуз. В студии сложился кружок настоящих единомышленников, для многих это общение стало глотком свежего воздуха. Люди посещали уроки после работы — усталые, а все равно приходили. «Не у всех тогда была возможность рисовать дома. У меня, например, места не было», — говорит Осипова. На 10 лет студия стала для нее «вторым домом».

Именно здесь она познакомилась с мужчиной, которого полюбила. «Мы вместе ездили рисовать этюды на пленэры, на залив», — неожиданно нежно говорит Елена. Официально женой художника Геннадия Гарвардта из авангардистской арт-группы «Концессия» она не стала, а в девяностые годы он уехал за рубеж по контракту и погиб там при невыясненных обстоятельствах. «Он знаменит вне России, его картины продают коллекционеры», — утверждает Осипова.

У Елены и Геннадия родился сын Иван, он тоже погиб — в 2009-м. Художница признается, что у сына были проблемы с наркотиками, но оговаривается: «Я признаюсь только затем, чтобы доказать: от этого можно отказаться. Ваня сумел. Он был очень волевым человеком». Период наркозависимости не прошел бесследно: мужчина заболел туберкулезом, подорванный иммунитет не смог справиться с болезнью.

Иногда сын выходил на пикеты вместе с матерью. Сочувствовал, только говорил: «Мам, ты думаешь, все так же считают? У меня таких знакомых — раз-два и обчелся, а остальные уверены, что все хорошо». Елена Андреевна вспоминает, что у сына были способности к музыке и «пальцы пианиста», жалеет, что не успела нарисовать его «необыкновенные руки».

Теперь женщине помогает внучка Полина. Ей 18. В детстве девочка хорошо рисовала, Иван даже ворчал — мол, «не хватало нам еще одного художника», но потом рисование «отошло». Сейчас Полина решила заниматься программированием. «Хоть голодать не будет!» — комментирует Осипова. Она утверждает, что написала портрет внучки задолго до ее рождения: вынашивала Ваню и почему-то была уверена, что родится девочка, ее и изобразила. «Но у меня родился сын, а у него уже дочка — моя внучка, — говорит художница. — И девочка на портрете очень похожа на нее. Просто мистика какая-то».

«Кисточки и холст — вот и все мое оружие»

Политические плакаты Осипова пишет с 2002 года. На своем первом плакате она от руки написала на ватмане: «Господин президент, срочно меняйте курс!» Вышла с ним на Исаакиевскую площадь, к Законодательному собранию. Произошло это после захвата заложников «Норд-Оста».

«У меня была такая сильная реакция на случившееся, я не знала, как ее выразить. Город спал спокойно, хотя люди должны были стоять, окружать здание Театрального центра, тогда бы ничего этого не случилось! Было полное молчание. Меня это потрясло», — объясняет художница свой порыв.

1 сентября 2004 года, когда захватили заложников в бесланской школе, Осипова вышла снова. Люди, вспоминает она, проходили мимо отворачиваясь — по ее ощущениям, даже боясь поднять голову. «На меня редко обращают внимание. Иногда говорят: “Мы счастливы, что живем с вами в одно время”. Иногда угрожают. Бывают агрессивные прохожие. Вот по “Норд-Осту” плакат разорвали, его нужно реставрировать», — говорит Елена Осипова.

За время ее протестной активности столкновения случались не раз. 9 мая 2017 года художница вновь вышла на Невский, встала у Дома книги с несколькими плакатами. На одном было написано, что война началась в 1939 году, на другом — «Не хочу быть пушечным мясом и инвалидом», на третьем — «Война в Украине и Сирии — позор России». Осипова вспоминает, что на нее «налетели две женщины в пилотках», обвинили в незнании истории, кричали, что в России лучший непьющий президент, испортили плакаты. Другие люди из толпы к ним присоединились. Позже на своей странице во «ВКонтакте» художница написала, что у нее был «ужасный день», и поблагодарила ОМОН, который спас ее от «людей-зверей».

Впрочем, больше всего на том параде ее напугали не агрессивные женщины в пилотках, а дети в военной форме. «Они заполнили весь Невский проспект. И только одну я видела маму с детьми, которые держали самодельных белых голубей», — вспоминает Елена Андреевна.

Она признается, что на нее часто накатывает «абсолютный пессимизм» («Нет никакой надежды, что все будет иначе»), но продолжает выходить. В годовщину «спецоперации» вышла вновь. Встала у Казанского собора. На плакатах было написано: «Путин — это ***» и «Нет ***». Простояла час. Потом приехали полицейские, предложили подвезти домой.

«Ребята вроде неплохие», — вспоминает Осипова свои мысли. Она села в машину, но уже по дороге полицейским кто-то позвонил — и ее повезли не домой, а в отделение. Сколько держали, Елена Андреевна не помнит, но говорит — «долго». Домой потом подбросили, как и обещали, только уже без плакатов — их изъяли как вещдоки. Сейчас работы художницы отправили на «комплексную психолого-лингвистическую экспертизу» — в них ищут «фейки» о действиях ВС РФ.

Ранее полиция уже изымала работы художницы. В конце января 2023 года в офисе регионального отделения партии «Яблоко» на Шпалерной, 13, открылась выставка антивоенных картин и плакатов Осиповой «МИРный арт-протест». Ее мог посетить каждый — накануне партия распространила пресс-релиз об экспозиции, в котором назвала творчество художницы «огромным, очень много значащим культурным явлением».

Открытие состоялось 31 января, а уже 1 февраля в офис нагрянула полиция — якобы им поступило сообщение о заложенном взрывном устройстве. Всех вывели на улицу, полицейские с собаками обследовали помещение, взрывчатку не нашли, зато унесли с собой работы Осиповой. «В помещении на стенах обнаружены графические изображения на картонных и тряпочных основаниях, холстах, возможно, содержащих заведомо ложную информацию, данные об использовании Вооруженных сил РФ», — говорится в полицейском протоколе осмотра места происшествия.

Сейчас адвокат, подключившийся к процессу, требует возбудить уголовное дело по ложному сообщению о минировании и, главное, вернуть плакаты и картины. Осипову тревожит их сохранность: работы увезли, даже не упаковав. Всего полиция изъяла 19 работ, в их числе сердце «на картонном основании» с подписью: «Любовь против ненависти, возлюби и врага» и плакат, на котором написано: «Люди Земли! Когда вы убьете всех “врагов”, останутся убийцы?..» Некоторые картины Елена Осипова нарисовала еще до февраля 2022 года. Если эксперты найдут в них «фейки», ей грозит серьезное наказание — от непосильного для пенсионерки штрафа до 10 лет лишения свободы.

Художница готовится к судам. «Хочу доказать, что изъяли не плакаты, а художественные работы, картины. Они написаны маслом, на холсте. Кисточки и холст — вот и все мое оружие», — говорит Осипова.

Она могла покинуть Россию. В апреле 2022 года Елена Андреевна получила почетное гражданство Милана — в «знак солидарности и близости города Милана к женщине, которая является символом граждан России», как тогда пояснили в пресс-службе горсовета. «Милан меня очень защищал в 2022 году, — делится Осипова. — Если меня задерживали, сотрудники муниципалитета звонили и угрожали международным скандалом». Женщине предлагали уехать из России и поселиться в Италии. Она отказалась. «Не представляю себя вне России. Надо до конца быть со своими, со своей родиной», — говорит она.

Черная рябина

Пенсия у Елены Осиповой — около шести тысяч рублей. Художница говорит, что давно не получает ее в полном объеме, и уверена, что часть списывается на уплату штрафов (в пенсионном отделе и полиции ее уверяют, что это не так). Мысль о продаже политических плакатов для заработка кажется ей «аморальной», Елена Андреевна даже повышает голос: «Я бы никогда не смогла этого сделать. Да, у меня воровали плакаты, делали копии и перепродавали, но я так никогда не делаю, моя совесть чиста!»

Впрочем, теперь у Осиповой появились заказчики — они приобретают ее авторские работы или просят нарисовать копии известных картин. На вырученные деньги Елена Андреевна покупает кисти и краски.

«Я работаю. Очень много работаю. Задумала огромное двухметровое панно на ткани», — рассказывает художница. На полотне она рисует, как люди срывают и едят черную рябину. «Черная рябина хорошо помогает от давления. Все, кто страдает от перепадов погоды, это знают, — объясняет Осипова и продолжает задумчиво: — Черная рябина должна помочь и от давления властей». Именно оно, убеждена Елена Андреевна, «довело общество до невероятного — теперь оно поддерживает эту власть и даже готово воевать».

Картину Осипова задумала еще до войны, последний год потребовал дополнений. Ягоду будут срывать люди без рук, без ног, на инвалидных колясках. Работу художница хочет назвать «Покаяние». Она надеется завершить полотно уже летом. Пишет по ночам. Говорит, привычка, сформировавшаяся за долгие годы жизни в коммуналке: ночью шумные соседи расходятся по комнатам — и наступает время творчества.

Как только в Петербурге потеплеет, Елена Андреевна намерена снова выходить на Невский. «Сейчас никто не выходит. Если кто и выйдет, его сразу заберут. Поэтому все прячутся, — размышляет Осипова, но тут же добавляет: — Мальчишки ищут новые формы протеста. Они найдут».

Редактор: Анастасия Сечина